Он покинул свое стойло... (Госпожа Кеша покинула, в ее загон вошел ветер) | Судьбы Шумера | Шумерские легенды
На главную
Легенды и мифы народов мира

 Цифры. Мифов - 3774, терминов - 5078, персонажей - 3717, событий - 607.
 Последняя новость. 25.11.2011. Делаем редизайн....
 Не забывайте! У нас есть еще отличный сайт о чае.


"Госпожа Могучая Кеш, дом, покинула,
в ее загон вошел ветер.
Госпожа Исина покинула, в ее загон вошел ветер,
Нининсина Эгальмах, дом, покинула,
в ее загон вошел ветер.
Госпожа Урука покинула, в ее загон вошел ветер,
Инанна Урук, дом, покинула, в ее загон вошел ветер.
Наниа Ур покинул, в его загон вошел ветер.
Зуэн Экиширгаль покинул, в его загон вошел ветер.
Нингаль покинула, в ее загон вошел ветер,
Жена его Нингаль свой Энункуг покинула,
в ее загон вошел ветер.
Бык Эредуга покинул, в его загон вошел ветер,
Энки Эредуг, дом свой, покинул, в его загон вошел ветер.
Нинаштэ Лараг, дом свой, покинула,
в ее загон вошел ветер.
Шара Эмах свой покинул, в его загон вошел ветер.
Усахара дом свой в Умме покинула,
в ее загон вошел ветер.
Баба свой город святой покинула, в ее загон вошел ветер.
Багару святыню, свое материнское лоно, покинула,
в ее загон вошел ветер.
Абаба покинул, в его загон вошел ветер,
Абаба, сын ее, Магуэну покинул, в его загон вошел ветер.
Защитница дома святого покинула,
в ее загон вошел ветер,
Лама Эсильсирсир покинула, в ее загон вошел ветер.
Матерь Лагаша покинула, в ее загон вошел ветер,
Гатумдуг Лагаш, дом свой, покинула,
в ее загон вошел ветер.
Госпожа Нины покинула, в ее загон вошел ветер,
Нингула Сирару, дом, покинула, в ее загон вошел ветер.
Госпожа Киниршага покинула, в ее загон вошел ветер,
Думузиабзу в Киниршаге дом свой покинула,
в ее загон вошел ветер.
Госпожа Гуабы покинула, в ее загон вошел ветер,
Нинмар в Гуабе свой дом покинула,
в ее загон вошел ветер.
Это первая песнь.
В ее загон вошел ветер, плач по нему она заводит.
Корова твоя не имеет стойла,
княжий загон ей не пригоден.
Повторение строк да будет.
Город! Горестный плач, начинай свой плач,
Горький плач свой, о город, начинай свой плач,
О разрушении города праведного, о, горький тот плач,
О разрушении Ура-города, о, горький тот плач.
Горестный плач свой, город, начинай свой плач,
О разрушении Ура-города, о, горький тот плач.
Горестный плач по тебе, обливаясь слезами,
твоя госпожа не прекратит доколе?
Горестный плач по тебе, обливаясь слезами,
твой господин Наина
не прекратит доколе?
Кирпичи-основание Ура! Горький плач,
начинайте свой горький плач.
Экиширгаль, храм! Горький плач,
начинай свой горький плач.
Энункуг, святыня! Горький плач,
начинай свой горький плач.
Киур, великое место! Горький плач,
начинай свой горький плач.
Святыня Ниппура, город! Горький плач,
начинай свой горький плач.
Кирпич Экура! Горький плач, начинай свой горький плач.
Гагишуа! Горький плач, начинай свой горький плач.
Убшукинна! Горький плач, начинай свой горький плач.
Кирпичи священного города! Горький плач,
начинайте свой горький плач.
Эсильсирсир! Горький плач, начинай свой горький плач.
Магуэнна! Горький плач, начинай свой горький плач.
Кирпичи Исина! Горький плач, начинайте свой горький плач.
Эгальмах, святыня! Горький плач,
начинай свой горький плач.
Кирпичи Урука! Горький плач,
начинайте свой горький плач.
Кирпичи Эредуга! Горький плач,
начинайте свой горький плач.
Горестный плач по тебе, обливаясь слезами,
твоя госпожа не прекратит доколе?
Горестный плач по тебе, обливаясь слезами,
Наина, твой господин,
не прекратит доколе?
Город! Имя твое прославлялось, ныне ты разрушен.
Город! Стены твои возвьппались, край твой погублен.
Город мой что овца непорочная! Отнят твой ягненок.
Ур что коза непорочная! Сгублен твой козленок.
Город, обряды твои — страх и ужас врага,
Тайные силы — Сути твои, ныне — силы врага.
Горький плач по тебе, обливаясь слезами,
твоя госпожа не прекратит доколе?
Горький плач по тебе, обливаясь слезами, Нанна,
твой господин,
не прекратит доколе?
Это вторая песнь.
О разрушении города праведного горький тот плач.
О разрушении Ура-города горький тот плач!
Повторение строк да будет.
С госпожою, дому чьему беда,
Город вопли испустил,
К Нанне, краю чьему погибель,
Ур свои плачи обратил.
Дабы женщина святая, госпожа,
из-за града покоя не знала,
Дабы Нингаль-госпожа ради Страны очей не смыкала,
К ней ради судеб града подошел он и плач заводит.
К госпоже, из-за дома в беде, подошел он и плач заводит.
Из-за разрушения града он к ней пришел и горько плачет.
Из-за разрушения дома ее он к ней пришел
и горько плачет.
Вместе с ней он горько плачет.
Жена, госпожа, ради града,
лиру плача на землю поставила,
Тихонечко горестный плач начинает:
“День мне присужден. О нем мой стон.
День бед. Этого дня горечь льется в меня.
Мне, жене, день присужден. О нем мой стон.
День мне присужден. О нем мой стон.
День, черный день. Он ныне мне присужден.
Я дрожу от близости этого дня.
День бед — от руки его мне не уйти.
С тех пор ни единого светлого дня
в правленье моем нет у меня.
Ни единого светлого дня, я не видала светлого дня.
И в ночи горек плач. Он
Мне присужден.
Я от близости ночи той дрожу.
Ночь — от руки ее мне не уйти.
День — словно буря, его разрушенья меня покрыли.
С тех пор на ложе моем ночном,
нет мне покоя на ложе ночном.
Отныне из-за этого дня ложе покоя мое —
место метания моего.
Ибо стране моей горький плач присужден.
Словно корова теленка, я землю эту лижу
Но освобожу ли от страха мою страну?
Ибо городу моему горький плач присужден.
Словно птица, я коснулась руками небес,
К городу моему я лечу,
Но городу моему разрушену быть — до основания.
Но Уру моему погублену быть — лечь развалинами,
Ибо руки бури сверху к нему потянулись.
Я воплю — в степь, назад, уходи, буря! — я кричу.
Но буря груди своей не повернула.
Ибо мне, жене, в Энункуге, доме пресветлом,
доме господства моего,
Где правление долгих дней даруется,
Гореванье горькое присуждено.
В доме — обители ликований,
где веселились черноголовые,
Ныне не праздники множатся — гнев и печали.
Об этом дне к моем доме благостном,
Непорочном доме моем загубленном —
сколько видят очи,
Мне в оракуле — горькие вопли и плачи.
Присудили мне горькие слезы и стоны.
Дом мой, что праведным мужем устроен,
Словно беседка садовая, сломан.
Экиширгалю, моему царству, моему дому,
Непорочному, дому слезному, дому моему построенному,
Чье ложно построение, чье истинно — разрушение,
Вот что жребием и долею они присудили.
Как шатер луговой, словно стан полевой,
Словно стан полевой временный,
дождям и ветрам его открыли.
Ур, мое большое материнское лоно,
Дом во граде моем порушенном, от меня оторванном,
Как пастуший загон, разломан ныне.
Добро мое, богатство великое пожирает трясина.
Это третья песнь.
Ур, ему присудили плачи.
Повторенье строки да будет.
Тогда, когда бурею господин — к разрушению,
С госпожою, город ее — к истреблению,
Тогда, когда бурею господин — к исполнению,
Когда они город мой к разрушению
полному приговорили,
Ур к разрушению полному приговорили,
Гибель людям его присудили,
В день тот город мой я не оставила,
Страну мою я не покинула.
Я пред Аном потоки слез проливала,
К Энлилю я сама мольбы обращала.
“Да не будет град мой разрушен” — так говорила.
“Да не будет Ур мой разрушен” — так говорила.
“Да не будет люд его загублен” — так говорила.
Но Ан на слова мои не обернулся.
Энлиль своим: “Ладно, быть по сему”
не успокоил сердца.
И второй раз собрание главу к земле склонило.
Ануннаки остались при слове, которым себя связали.
Колени свои я пред ними склоняла
руки свои к ним простирала.
Пред Аном потоки слез проливала,
К Энлилто сама мольбы обращала.
“Да не будет град мой разрушен” — так говорила.
“Да не будет Ур мой разрушен” — так говорила.
“Да не будет люд его загублен” — так говорила.
Но АН на слова мои не обернулся.
Энлиль своим: “Ладно, быть по сему”
не успокоил сердца.
Мой город к разрушению полному приговорили.
Ур к разрушению полному приговорили.
Гибель людям его присудили.
И меня, как если б я слово давала,
С моим городом меня связали,
С моим Уром меня связали.
Ан не изменил решенья.
Энлиль не отменил приказа.
Это четвертая песнь.
Ее город вместе с нею загублен,
ее Сути стали ей враждебны.
Повторенье строки да будет.
Энлиль призвал бури. Рыдает народ.
Изобильные ветры из края увел. Рыдает народ.
Добрые ветры из Шумера увел. Рыдает народ.
Злобным ветрам отдал приказ. Рыдает народ.
Кингалуде, кто злыми ветрами правит, дал их в руки.
Рыдает народ.
Вихрь, что страну уничтожит, позвал. Рыдает народ.
Злые ветры скликал. Рыдает народ.
Энлиль призвал Гибила на помощь.
Великую кличет с небес бурю. Рыдает народ.
Великая буря с небес завывает. Рыдает народ.
Ураган, что страну уничтожит, ревет на земле.
Рыдает народ.
Злобный ветер, неодолимый, словно могучий поток,
Городские суда на причале разрушает и пожирает.
К основанью небес их сгоняет. Рыдает народ.
Энлиль бурею огонь зажигает. Рыдает народ.
Огонь с диким ветром объединяет.
Тучи, что дождем дождят, ныне огнем огнят.
Дня сияющие лучи, добрый свет он убрал.
В стране не сияние дня восходит,
а словно звезда пламенеет заката.
От ночи, что радость несет и прохладу,
южный ветер он убрал.
Кубки людей наполнены пылью. Рыдает народ.
Черноголовые! Ветры по ним гуляют. Рыдает народ.
Шумер в охотничьей ловушке. Рыдает народ.
Могучие стены Страна возводит — буря их пожирает.
Бурю ночную не умолить слезами.
Буря, что все сокрушает. Страну потрясает.
Буря город, словно потоп, разрушает.
Буря, что Страну погубила,
легла на город тяжким безмолвьем.
Буря, что все загубила, пришла, беременная злобой.
Буря, что огнила, принесла народу голод.
Буря, ярости Энлиля приказ, что Страну разделила,
Ур как покрывалом покрыла, покровом его одела.
Это пятая песнь.
Буря, словно лев, бьет. рыдает народ.
Повторенье строки да будет.
Когда день озарил город, этот город лежал в руинах.
Отед Наина, этот город в руинах. Рыдает народ.
Когда день озарил страну — рыдает народ, —
Его люди — не черепки битые — вокруг лежат.
Его стены насквозь пробиты — рыдает народ.
В главных воротах, где прежде ходили, лежат трупы.
На его площадях, где„праздники были, навалены люди.
В переулках и улицах, где раньше гуляли, лежат трупы.
В местах, гае праздники прежде справляли,
людей навалены груды.
Кровь страны, словно медь и свинец
в плавильные печи текущие, льется.
Ее мертвецы, словно жир овечий, на солнце тают.
Мужи, что сражены топором,
шлемы свои надеть не успели.
Словно олени, ловушкою пойманные,
земли наглотались своими ртами.
Мужи, что были копьем пробиты,
перевязи надеть не успели.
Вот гляди, как будто там, где мать их рожала,
лежат, своею залитые кровью,
Те, что дубинками сражены были, их руки
перевязь повязать не успели.
Без опьяняющего питья пьяны,
головы набок они склонили.
С оружием стоявший, оружьем сражен. Рыдает народ.
От оружья бежавший, бурей сметен. Рыдает народ.
Бедняков и богачей Ура — всех их охватил голод.
Старики и старухи, что из дома не вышли,
в пламени они погибли.
Малышей, что на материнских коленях лежали,
словно рыбок, унесло водою.
Кормилицы! Опустели их полные груди.
Решенья Страны удалены. Рыдает народ.
Разум Страны трясина сосет. Рыдает народ.
Отец от сына отвернулся. Рыдает народ.
В городе супруга брошена,
дитя покинуто, добро рассеяно.
Черноголовые с мест насиженных сорваны.
Госпожа их, подобно вспугнутой птице,
из града вылетела.
Нингаль, подобно вспугнутой птице, из града вылетела.
На добро, что Страною накоплено было,
грязная рука легла.
Над богатством, что Страною приумножено было,
огненный дождь идет.
Вдоль каналов Страны Гибил очищающий
дела свои творит.
Экиширгаль, гора его неприступная, разуму недоступная,
Дом сей непорочный, топорами огромными
до основания срыт.
Субареи и эламиты, грабители, в ничто его превратили.
Храм святой лопатами срыли. Рыдает народ.
Город в развалины превратили. Рыдает народ.
Госпожа его —“а-а, дом мой” — вопит.
Нингаль —“а-а, город мой” — вопит.
“Я госпожа, а град мой разрушен, а дом мой погублен!
О Наына, Ур разрушен, народ его раскидан!”
Это шестая песнь.
В своем загоне, в своем стойле
сказала жена горькое слово:
“Город бурею снесен”.
Повторенье строки да будет.
Нингаль, матерь своего града, точно враг-неприятель,
стоит под стеною.
Госпожа о доме своем разрушенном горючие льет слезы.
Царица о своей святыне, об Уре загубленном,
горько рыдает:
Воистину Ан мой город проклял, разрушил мой город!
Эалиль дом мой погубил, лопатою срыл!
Над теми, кто из долин ко мне поднимался,
он зажег огонь, — а-а-ай,
город мой, он и впрямь разрушен!
На тех, кто с гор ко мне спускался,
пламя Энлиль швырнул.
Пред городом он мне предместье разрушил, — а-а-ай,
город мой, — я кричу.
В городе внутренний город разрушил, — а-а-ай, дом мой, —
я кричу.
В предместье все дома разрушены, — а-а-ай, город мой, —
я кричу.
В городе все дома разрушены, — а-а-ай, город мой, —
я кричу.
Словно добрые овцы, мой город не множится —
ушел его верный пастырь.
Словно добрые овцы, Ур не множится —
ушел его подпасок.
Мой бык не живет в загоне — ушел его загонщик.
Не живут в хлевах мои бараны — ушли их стражи.
Протоки города песком засыпаны,
убежищем лис они стали.
Вода проточная по ним не бежит —
водохранитель их ушел.
В полях города зерно не всходит — ушел их пахарь.
В полях, что словно лопатою срыты,
сорные травы ныне всходят.
Сады и рощи мои, что мед и пальмовое вино приносили,
колючки горные ныне приносят.
Степи мои цветущие, благоуханием пьянящие,
словно печи, дочерна сожжены.
Мое добро, словно могучим натиском саранчи
сметено, — мое добро! — я кричу.
Мое добро, кто с долин вышел, в долины унес, —
мое добро! — я кричу.
Мое добро, кто с гор спустился, в горы унес, —
мое добро! — я кричу.
Серебром моим серебра не знающие
ныне руки свои наполнили.
Моими каменьями каменьев не знающие
ныне шеи свои украсили.
Все птицы, все твари крылатые улетели из города, —
а-а-ай, город мой, — я кричу.
Рабыни мои, сыны мои уведены, —
а-а-ай, люди мои, — я кричу.
Горе, мои рабьюи в чужих городах оковами схвачены!
Горе, мужи и жены мои веревками скручены!
Горе, города моего нет, я в нем больше не царица!
Наина, Ура больше нет, я в нем больше не хозяйка!
В развалины дом мой превращен, город мой разрушен.
Мне, доброй женщине, мой город чужим стал.
В развалины город мой превращен, дом мой разрушен.
Мне, Нингаль, мой дом чужим домом стал.
Горе, город совсем разрушен, и дом с ним разрушен.
Нанна, святыня Ура разрушена, и люди его убиты!
Горе, где мне жить, где мне встать?
Горе, город мой чужим городом мне стал.
Мне, Нингаль, мой дом чужим домом стал.
Оттуда, издали, из-за стены, — а-а-ай, город мой, —
я кричать буду.
Вдали от города, от Ура, — а-а-ай, дом мой, —
я кричать буду.
Волосы, словно тростник, на себе она рвет.
По груди, словно по барабану, бьет, —
а-а, город мой! — кричит.
Глаза ее слезы льют, горько-горько она рыдает:
Горе мне! Город мой чужим городом мне стал!
Мне, Нингаль, мой дом чужим домом стал!
Горе, загон мой разломан, коровы мои рассеяны,
Я, Нингаль, словно нерадивый пастух,
что дубинкою овец погоняет.
Горе, из города ушедшей, нет отныне мне покоя!
Мне, Нингаль, из дома ушедшей, где присесть мне, я не знаю.
Видишь, как странник в чужом городе, я сижу,
подняв голову.
К дому оракулов, где во главе.
на престоле была я поставлена,
К дому оракулов, где на престоле
слов враждебных я не множила,
К этому месту ради града — я подошла и горько плачу.
Ко владыке, из-за дома его злосчастного,
подошла и горько плачу.
Из-за дома его злосчастного, подошла и горько плачу.
Из-за града его злосчастного подошла и горько плачу.
Горе, о судьбе моего града скажу, о черной его судьбе!
Я, госпожа, о доме разрушенном моем скажу,
о черной его судьбе.
О кирпичах Ура моих, разбитых, опрокинутых,
О доме непорочном моем, городе моем разрушенном,
что в развалины превращен.
Средь мусора дома твоего непорочного,
что разрушен ныне, я лежу.
Словно сваленный бык, от стены твоей
не могу подняться.
Горе! Призрачно твое возведение было,
пагубно твое разрушение.
Я госпожа, а в святилище Ура моем
в хлебных жертвах мне отказано!
Энункуг, мой новый, новый дом, чьей прелестью
я не успела насытиться,
Город, что будто никогда и не строили, —
за что они тебя погубили?
Разрушенный мой, злополучный мой, —
за что они тебя погубили?
Видишь, натиску злой бури по приказу грозному,
этой силы ты не избегнул.
О Ур мой, дом Зуэна мой, горька твоя погибель!
Это седьмая песнь.
А-а, город мой, а-а, дом мой!
Повторенье строки да будет.
Госпожа, как сердце твое вынесет это,
как сможешь ты жить?
Нингаль, как сердце твое вынесет это,
как сможешь ты жить?
Госпожа непорочная, чей город разрушен,
как можешь ты это перенести?
Нингаль, чья страна погублена,
как сердце твое вынесет это?
После того как твой город разрушили,
как можешь ты это перенести?
После того как дом твой разрушили,
как сердце твое вынесет это?
Город твой чужим городом стал,
как можешь ты это перенести?
Дом твой домом плача стал, как сердце твое вынесет это?
Твой город, что ныне стал развалинами,
ты в нем больше не хозяйка
В непорочном доме твоем, что лопатою срыт,
на престоле его ты не восседаешь.
Твой народ, что на резню был согнан, —
не госпожа ты ему боле.
Плач твой вражеским плачем стал,
страна твоя больше не плачет.
Без слез в умоляющих плачей живет народ твой
в чужих странах.
Страна твоя, как будто ей тошно, уста рукою закрывает.
Город твой стал развалинами,
как можешь ты это перенести?
Дом твой опустел ныне, как сердце твое вынесет это?
В святыню Ура вошел ветер,
как можешь ты это перенести?
Жрец его в радости там не расхаживает,
как сердце твое вынесет это?
Жрец верховный не живет в священном покое,
как можешь ты это перенести?
Жрец, что творит обряд очищенья,
не творит тебе ныне обрядов
Отец Наяна, твой жрец, молитвы святые тебе не возносит.
Твой прорицатель в покое священном твоем
не надевает льняные одежды.
Праведный жрец верховный твой, что в радости сердца
тобою был избран в Экиширгале,
Из святилища в покой сокровенный к жрице
радостно не входит.
В Аху, доме празднеств твоем,
праздников не празднуют больше.
На барабанах и тамбуринах в радости сердца,
на тимпанах для тебя
больше не играют.
Черноголовые омовений
на твоих праздниках не совершают.
Конопляные траурные одежды ныне им присуждены.
Облик их переменился.
Твои песни плачами стали. Доколе будет это длиться?
Веселая музыка жалобой стала.
Доколе будет это длиться?
Быка твоего в загон не приводят.
Жир его тебе не готовят.
Твои овцы не живут в овчарне. Молока тебе не приносят.
Масло носящие из загонов больше его тебе не носят.
Доколе будет это длиться?
Молоко носящие из овчарни больше его тебе не носят.
Доколе будет это длиться?
Рыбак, что носил тебе рыбу, злое нынче поймал в сети.
Доколе будет это длиться?
Птицелов, что приносил тебе птицу,
странником ныне бродит
Каналы, что для судов грузовых годились,
ныне заросли камышами.
На дорогах твоих, что для колесниц устроены были,
горные колючки растут ныне.
Госпожа моя, словно по матери,
город твой по тебе рыдает.
Ищет Ур тебя, словно ребенок, что на улицах потерялся.
Дом твой тянет к тебе руки, как человек, тебя зовущий.
Кирпичи дома твоего святого, как живой человек, —
“ты где?” — восклицают.
Госпожа моя, ты из дома ушла, ты из города ушла.
Доколе за городом своим, словно враг, ты стоять будешь?
Матушка Нингаль, словно враг, возле города ты стоишь.
Госпожа, свой город ты любишь,
а все же ты его оставила.
Матушка Нингаль, свой народ ты любишь,
а все же ты его покинула.
Матушка Нингаль. словно бык — к своему стойлу,
словно овца — к своему загону.
Словно бык к своему стойлу, где была ты прежде,
словно овца — к своему загону.
Словно дитя к своей матери, госпожа — к своему дому.
Ан, царь всех богов, —“довольно!” —
воистину пуста скажет.
Энлиль, владыка всех стран,
пусть назначит судьбу благую.
Твой город пусть он тебе вернет,
да будешь ты снова в нем хозяйкой.
Ур твой пусть он тебе вернет,
да будешь ты снова в нем хозяйкой.
Это восьмая песнь.
Мои Сути от меня удалились.
Повторенье строки да будет.
Горе! Все бури и грозы все сразу на Страну напали!
Великая буря небес, грозно завывающая буря,
Злобная буря, что так долго над Страною реет,
Буря, что город разрушила, буря, что домы разрушила,
Буря, что загон разрушила, буря, что хлев разрушила.
На обряды святые наложила руку,
Решенья достойные грязной рукой схватила,
Буря, что благо Страны уничтожила,
Буря, что черноголовых опутала.
Это девятая песнь.
Буря, что все пред собою губит
Повторенье строки да будет.
Буря, что матери не щадит, буря, что отца не щадит.
Буря, что жены не щадит, буря, что родни не щадит.
Буря, что сестры не щадит, буря, что брата не щадит.
Буря, что слабого не щадит, буря, что сильного не щадит.
Буря, что жену настигает, буря, что дитя настигает.
Буря, что свет с земли сгоняет.
Буря, что по приказу гневному над Страною долго реет.
Отец Наина, пусть этой бури в твоем городе
больше не будет!
Люди твои, черноголовые, пусть ее больше не увидят.
Пусть эта буря, подобно дождю,
в эти места не возвратится.
Она, что жизнь небес и земли —
черноголовых — разбивает,
Да будет вовсе она уничтожена.
Как городские ворота ночью,
да будет дверь для нее закрыта.
Пусть решенье об этой буре никогда не будет составлено.
Пусть отныне на гвозде у Энлиля
висит решенье об этой буре.
Это десятая песнь.
На дальние дни, на другие дни, на дни, что будут после.
Повторенье строки да будет.
От тех дальних дней, когда была сотворена Страна,
О Нанна, люди, что смиренно пошли по стезе твоей,
Ныне плачи о доме разбитом твоем к тебе несут,
пред тобою творят.
Черноголовые, что тобою покинуты,
пусть они молятся тебе ныне!
Город, что был тобою разрушен,
пусть обратит к тебе плачи.
Нанна, да воссияет
Во славе твой
возвращенный на место город!
Подобно сияющей звезде, да не будет он загублен,
пред тобою жить да будет.
Пусть люди дом твой снова построят.
Пусть молитвы и жертвы тебе приносят,
Тебе, Нанна, царю Ура тому, кто всех стран владыка.
... грехи его да уничтожит.
... и сердце его да успокоят.
На того, кто с жертвами пред тобой стоит,
устреми взоры,
О Нанна, чей проникающий взгляд
во все сердца проникает.
Людей от злых помыслов очищает.
Сердца тех, кто в Стране живет,
да будут светлы перед тобою,
Нанна, когда город на место его возвратишь,
вечно в мольбах тебя будут славить!
Это одиннадцатая песнь."

Цитируется по изданию: "От начала начал". Антология шумерской поэзии    
Автор: Перевод В. К. Афанасьевой    


Яндекс цитирования Яндекс.Метрика